Аннотация. В статье исследуется феномен мобильности коллективной памяти в контексте туризма, воспринимаемого как освоение пространства-времени. Анализируются виды пространственной мобильности советских туристов. Подвергается критической рефлексии мемориальные экскурсионные маршруты и музеи как направление культурной политики. Рассматриваются ностальгический дискурс и социальная память в формировании новейшего вида туризма – ностальгического.
Ключевые слова: туризм, время, пространство, мобильность, память, ностальгия, культурное наследие.
В советский и постсоветский исторические периоды концепт «туризм» наполняется разным социальным содержанием и символическими смыслами. Если на советском этапе туризм является регулируемой государством сферой деятельности по реализации гражданами рекреационных потребностей с целью повышения трудовых достижений, то с 1990-х гг. туризм целиком принадлежит сфере личного свободного времени и рыночному досуговому пространству.
В индустриальном обществе советской эпохи «символический капитал достойной жизни» генерировался из совокупности образов людей, занятых в промышленном производстве, составлявших «прогрессирующее большинство» рабочих [1, с. 57]. Исследованию генезиса, эволюции, культурных и идеологических основ советского туризма посвящены труды отечественных ученых Г.С. Усыскина, Т.П. Долженко, В.В. Дворниченко. В последние годы изданы основанные на архивных материалах монографии. Так, феномен иностранного туризма в СССР в 1930-1980-е гг. стал объектом изучения авторского коллектива, чья книга базируется на источниках фондов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) о деятельности «Интуриста» [2]. На основе анализа собранных в «Народном Архиве» (год создания - 1990) воспоминаний, семейной переписки, дневниковых записей Н.В. Козловой реконструируется повседневная картина жизни советских людей 1920-1960-х гг., в том числе туристических поездок и экскурсионной деятельности. По мнению автора, в 1970-е гг. возникает среда, в которой «главной ментальной оппозицией» являются «практичность/благородство души». Это среда аполитичная, и ее знаком является непрактичность. Н.В. Козлова полагает, что «туризм – деятельность непрактичная – знак причастности. Эта среда испытывает интеллектуальное превосходство по отношению к "начальству", которое практично. В советском социальном пространстве эта среда имеет свой собственный участок» [3, с. 368].
Особого внимания заслуживают работы И.Б. Орлова, посвященные массовому туризму 1930-х гг. как специфической сферы советской повседневности. На основе анализа архивных документов из фондов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) исследуются самодеятельный, пролетарский, курортный виды туризма. Использование разнообразных материалов Пермского государственного архива новейшей истории (ПГАНИ) позволили С. Шевырину выявить особенности пребывания туристов из Перми за границей в 1950-1970-е гг.: их речевые, поведенческие, коммуникативные практики как легитимного, так и латентного характера [4].
Л.Г. Ионин рассматривает советский туризм в фокусе тоталитарной повседневности [5]. Именно анализ повседневных практик позволяет разобраться в том, какие новые и старые ценности культивируются в обществе, какие новые габитусы – наборы предрасположенностей, структурирующие восприятие и практику (жизненный уклад, образ жизни) формируются, а какие остаются уделом прошлого. В этой связи важно осознать, какое место туризм занимал в советской системе ценностей, и каким образом это влияет на современность. В структуре жизненных миров А. Шютц выделяет «мир наших предшественников, которые воздействуют на нас, хотя сами находятся за пределами нашего воздействия» [6, с. 55]. В рамках теории феноменологии Л.Г. Ионин рассуждает о конечных областях значений, таких как повседневность, религия, сон, игра, научное теоретизирование, художественное творчество. Исследователь рассматривает и другие «конечные области», которые были открыты для любого советского человека: любовь, дружба, наслаждение природой, единоборство с природой (альпинизм, путешествия, спортивный туризм), переживания в литературном, мифологическом, сказочном мире, научное творчество. Названные сферы опыта имели антропологически гораздо большее значение, чем политика, потому что создавали ощущение полноты жизни и свободы выхода за пределы повседневности советской эпохи.
В результате российских социально-экономических трансформаций 1990-х гг. произошли кардинальные изменения структур опыта: число доступных конечных областей увеличилось. Наглядным примером стало падение «железного занавеса» и открытие границ, сделавшее доступным выездной туризм. Открытость России миру и возможность беспрепятственного выезда за границу сделали зарубежные поездки обычным делом, отняв у них значительную долю той привлекательности, какой они обладали в советское время [7, с. 367].
По мнению американской исследовательницы А. Горсуч, в период позднего сталинизма путешествие было чем-то наподобие приключения и самооткрытия. Являясь «ритуалом успокоения для государства, туризм предлагал средства формирования социалистически мыслящих граждан, сосредоточенных только на преимуществах советской системы. Возможно, туризм был ритуалом успокоения и для советских граждан, поскольку он давал надежду, что послевоенная жизнь станет улучшением той, которую они так долго выносили» [8, р. 785]. Соблюдение тонкого баланса между стремлением к уникальности и поддержкой коллективизма является характерной чертой советского туризма. В послевоенный период он продолжал формировать патриотические чувства граждан, поскольку именно путешествия были культурными практиками, соединяющими отдаленные регионы СССР.
Пространственную мобильность советских туристов, на наш взгляд, можно подразделить на три вида, каждому из которых соответствует определенная форма туристского опыта.
Первый – это путешествие по территории Советского Союза. Любая турпоездка как попадание в чужую социальную и культурную среду предполагает отрыв от повседневности [9, с. 21], что влечет расширение эмпирического опыта туриста. В случае путешествия по 15-ти республикам СССР советские люди осознавали тот факт, что они находятся «дома», в хорошо знакомой социальной среде. По мнению многих туристов, прибалтийские республики резко отличались от других регионов Советского Союза своими культурными и национальными традициями, особенным устройством повседневности. Художница и мемуаристка из Москвы Лариса Михайловна Де Морей, будучи обычным туристом в Риге в начале 1960-х гг., писала: «В Прибалтике очень заметно отличалась культура быта не в пользу нашей. Чистота на улицах образцовая…» [10, с. 364]. Активное отношение к жизни продолжало оставаться основным принципом послевоенной туристской деятельности. Туризм проникал в различные отрасли производства. Были разработаны 78 специальных индустриальных маршрутов, охватывающих экскурсии на предприятия Украины, Урала, Сибири, Средней Азии, Севера. ВЦСПС утвердил 16 экскурсионных тем:
- черная металлургия;
- цветная металлургия;
- машиностроение;
- энергетика;
- химия;
- строительство;
- строительные материалы;
- полиграфия;
- текстиль;
- швейная промышленность;
- кожевенное производство;
- колбасное производство;
- кондитерское производство;
- изготовление ширпотреба из утиля;
- коммунальный транспорт;
- железнодорожный транспорт [11, с. 16].
Наглядный показ достижений в развитии народного хозяйства занимал особое место в содержании туристической работы. Приобрели массовый характер экскурсии на Волховстрой, Днепрострой, Магнитку, Кузнецк, Ростовский завод сельхозмашин, Харьковский тракторный завод. Туризм по партийной, профсоюзной, комсомольской линиям носил во многом политический, пропагандистский характер. Если на Западе путешествия являлись, в значительно мере, прерогативой пожилых людей, то в СССР и других социалистических странах – молодежи.
Второй вид пространственной мобильности советских туристов – это турпоездка в социалистические страны. Перемещению в рамках пространства «социалистической заграницы» с советской идеологией сопутствовало весомое приращение нового опыта. По мнению И.Б. Орлова, посещение советскими туристами стран Восточной Европы, где социальные отношения были сходны с советскими, стало «суррогатом поездок за границу» [12, с. 91]. «Социалистическая заграница» была сопоставима с советским опытом. Турпоездки оформлялись несложно, советские деньги подлежали обмену. Такие путешествия можно сравнить по уровню вхождения в новую сферу опыта с современными поездками россиян в Турцию, Египет, Грецию, Испанию или Хорватию, когда пространственное перемещение и социальная адаптация позволяют аккумулировать мировоззренческие, культурные, эстетические приращения. Характерно, что на рубеже 1960-1970-х гг. в народе появилась поговорка: «Курица – не птица, Болгария – не заграница», которая в первое десятилетие ХХI в. сохранила свое форму, но изменило содержание: «Курица – не птица, Турция – не за граница», что означает переориентацию выездного туризма на другую страну, а вовсе не на регион, что было зафиксировано в ходе исследования как устоявшееся выражение сотрудников российского турбизнеса.
Третьим видом пространственной мобильности советских туристов являлась строго регламентированная государством турпоездка за рубеж в страну капиталистического лагеря, которая являлась не частным делом советского гражданина, а предметом деятельности специальных государственных органов. Они рассматривали планируемую поездку как с точки зрения ее целесообразности, так и подготовленности потенциального туриста к восприятию зарубежного путешествия как реальности особого рода. Были разработаны специальные «Правила для выезжающих в капиталистические и развивающиеся страны». Установленная в СССР практика заграничных путешествий является примером тоталитаризации повседневности и отделения ее от других смысловых сфер. Зарубежный туризм для советских граждан всегда был жестко институциализированной сферой. Выездной туризм стал освоением несоветского пространства и новой для граждан СССР формы реальности, что требовало иных знаний, дополнительной информации, выработки определенной модели поведения. Пребывания за рубежом вызывало у советских граждан «культурный шок». В случае с советскими туристами «можно говорить о поездке за границу как о путешествии (trip) в иную сферу опыта с принципиально иными характеристиками» [13, с. 21]. Советский турист в зарубежной поездке наблюдал совершенно особую реальность, не схожую с его повседневным опытом. В частности, парижские супермаркеты производили на советских туристов большее впечатление, чем Лувр, который был сопоставим с Эрмитажем, но ничего подобного парижскому супермаркету в Советском Союзе не было. Идущие всегда группой по одному маршруту, скрупулезно считающие выданную валютную мелочь и в то же время ошеломленные супермаркетами, барами, шоу, советские туристы обращали на себя внимание окружающих [14].
Особым направлением культурной политики являлся туризм с ярко выраженной патриотической составляющей по экскурсионным маршрутам Москвы, Ленинграда, Ульяновска, Волгограда, связанным с важнейшими историческими событиями страны. Активно развивалась экскурсионная работа с туристами по памятным местам и мемориальным маршрутам. Социальный заказ государства состоял в создании туристских и экскурсионных маршрутов по местам боевой славы, героев революции, Гражданской и Великой Отечественной войн. Целым направлением культурной политики стало создание мемориальных экскурсионных маршрутов и музеев:
- дом-музей В.И. Ленина в Симбирске;
- дома-музеи В.И. Чапаева в Пугачеве и Чебоксарах;
- мемориальный музей Н.Ф. Гастелло в Муроме;
- мемориальный комплекс «Брестская крепость – герой»;
- мемориальный комплекс «Хатынь»;
- мемориал героической обороны Одессы;
- государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда;
- историко-мемориальный комплекс «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане и государственный музей-панорама «Сталинградская битва» в Волгограде;
- музей героев-панфиловцев в деревне Нелидово Московской области;
- мемориальный музей З.А. Космодемьянской в деревне Петрищево Московской области;
- мемориальный музей Н.И. Кузнецова в городе Талица Свердловской области.
Память места как компонент социальной памяти о драматических и трагических событиях прошлого неразрывно связывает советский период отечественной истории с современностью и способствует поддержанию коллективной идентичности. Вместе с тем смысл места постепенно меняется, и память о нем остается тогда, когда «собственно происходящее имеет уже совсем иной смысл» [15, с. 250].
Посредством интереса к прошлому происходит обретение собственной и коллективной идентичности через память, культурное наследие, исторические даты. «Воспоминания, переработка или забвение – три точки одного континуума, который мы называем памятью» [16, с. 28]. Переосмысление подходов к прошлому в социальных науках дало начало направлению, где социальная память рассматривается как социальный институт формирования коллективных идентичностей.
Будучи объектами социологического, философского, исторического осмысления традиция, наследие и социальная память находятся в тесной взаимосвязи. «Многое в истории традиций и символов "изобретено" и является как результатом забывания прошлого, так и воспоминаний о нем» [17, с. 145]. Расширение наших знаний о прошлом благодаря прочитанным архивным документам, мемуарам, дневникам, произведениям эпистолярного жанра, интерпретация и популяризация малоизвестных фактов и событий способствуют переосмыслению отечественной истории и культуры, осознанию глубины воздействия прошлого на настоящее.
Сегодня формируется модный тренд на «советское», в основе которого лежит культурная инверсия времени. Как отмечает А. Усманова, «советское» важно рассматривать как «антропологический концепт, отсылающий к определенному образу жизни, мыслительным установкам, повседневным практикам, которые и сегодня воспринимаются, описываются и идентифицируются как "советские"» [18, с. 19]. Социальная память о советском туризме сконцентрирована в книгах и архивных источниках, плакатах и фотографиях, документальных и игровых фильмах. Так, в художественном фильме «Парк советского периода» (режиссер Ю. Гусман, 2006) наряду с формами курортного отдыха предпринята попытка реконструирования моделей межличностных коммуникаций в поле досуга 1960-х гг. Осмысление советской действительности является одним из направлений современного российского массового кино, которое конструирует коллективные воспоминания и формирует новый советский дискурс на постсоветском пространстве. Художественные кинообразы воздействуют на индивидуальное и массовое сознание, вызывая воспоминания о прошлом, мифологизируя советскую действительность, предлагая два образа СССР – ностальгический и гламурный.
В широком толковании под «ностальгией» понимается желание вернуть прежнее положение, попытка одомашнить чуждую окружающую действительность. Кроме ностальгических эффектов «здесь и сейчас», ностальгический компонент обнаруживается почти во всех видах деятельности человека и на протяжении всей истории человечества [19, с. 26]. С. Бойм предлагает свое определение ностальгии как «утопии, обращенной не в будущее, а в прошлое, а также проекции времени на пространство» [20, с. 91].
Ностальгическими локусами по «советскому» в современной России являются старые песни, кинофильмы, журналы, фотографии, открытки, плакаты, в которых тождественны отечество и пространство идеализации и мифотворчества. Ностальгия воплощает идею о том, что прошлое было менее проблематичным, чем настоящее. Л. Гудков характеризует явление постсоветской ностальгии как идеализацию недавней истории [21, с. 660]. Процесс ностальгической рефлексии призван заменить утраченную на протяжении постсоветской истории идею о великом Отечестве, которая составляла ведущий тренд в публичном дискурсе вплоть до распада Советского Союза. Ностальгия заполняет нишу столь сложного для современной России понятия Родины [22, с. 254]. Необходимость адаптации к непростым социально-экономическим условиям уже первого десятилетия XXI в. приводит к поискам метафизического отечества, которое «находится на границе места и времени. Это время - прошлое» [23, с. 44].
Обращение к опыту советского туризма происходит не с целью поиска примеров образца для подражания, а чтобы сравнить, как было там и тогда – с тем, как здесь и сейчас. Ностальгический дискурс и конструирование социальной памяти привели в последние годы к развитию новейшего вида туризма – ностальгического, способствующего символическому возвращению человека в свое лучшее время – детство, юность, молодость, в те времена и места, которых в известном смысле уже нет. Главная героиня художественного фильма «Когда деревья были большими» (реж. Л. Кулиджанов, 1961), вспоминая свое прошлое, так и говорит, что в ее детстве «деревья были большими». Или в песне «Отцы и дети» (Т. Шаов, 2008) в разговоре с сыном-тинэйджером отец вздыхает: «А в наше время и снег был белей, и вода была мокрей».
Сегодня активно развивается ностальгический туризм в различных формах и проявлениях: люди отправляются в поездки с целью «встречи с прошлым», реализовать индивидуальную инверсию времени – пространства посредством общения с родственниками и близкими людьми, посещения мест исторического проживания и бытования, кладбищ и захоронений. Ностальгический туризм воплощается в таких видах, как этнический, ретроспективный, туризм соотечественников и диаспор, туризм наследия. Основным мотивом посещения исторической малой родины является ностальгия – тоска по отчизне, месту исторического происхождения и проживания, природе, языку, обычаям, традициям.
Обратимся к концепции английского историка американского происхождения Д. Лоуэнта-ля о значении сохранения материального культурного наследия во взаимодействиях настоящего и прошлого. Общественные представления о прошлом видоизменяются, интерпретируются, мифологизируются. «Учебники превозносят историческую эмпатию, что приводит к стиранию культурной дистанции между прошлым и современностью и вменяет людям прежних эпох мотивы и цели нынешнего дня… Их прошлое не является прошлым в подлинном смысле слова. Это своего рода альтернативное настоящее». Исследователь рассуждает о том, что сегодня прошлое становится «чужой страной», в которую устремляется огромный поток туристов. «Прошлое испытывает на себе все обычные следствия популярности. Чем больше его ценят само по себе, тем менее реальным и достоверным оно становится» [24, с. 14].
Культурное материальное наследие, будучи компонентом аутентичной истории, самоценно в контексте исторической эпохи. Наследие играет исключительно важную роль в идентичности и преемственности поколений. Восстановление памятников служит символом коллективной идентичности. Объекты наследия позволяют проследить инверсию времени в музейных экспозициях, по ходу пеших экскурсий по историческим центрам городов и мемориальным маршрутам, на старых открытках, тиражируемых и продаваемых в качестве сувенирной продукции. Отношение наших современников к прошлому не может быть беспристрастным. Людьми преобразуется социальное и культурное наследие в связи с их текущими потребностями. Потомки позволяют себе либо воспроизводить и интерпретировать наследие, либо преднамеренно манипулировать им. В разной степени далекое и знакомое людям прошлое является артефактом времени настоящего. Современные стандарты жизни являются производными стандартов прошлого, но вовсе не их аналогами или копиями. И прошлое уже не кажется «чужой страной», оно становится частью собственного жизненного пространства. Специфика социальной памяти состоит во взаимодействии и взаимовлиянии прошлого и настоящего. Сохранение наследия прошлого не приводит к неизменности культурных и исторических реликвий, которые преобразуются и интерпретируются. «Культ ностальгии, тоска по корням, потребность в историческом наследии, страсти по сохранению, - все это показывает нам, что чары прошлого по-прежнему могущественны... Всякое предпринимаемое нами действие, всякий разрабатываемый нами план влечет за собой более или менее сознательную переоценку, пересмотр, пересоздание прошлого» [25, с. 619]. Согласимся с мнением Д. Н. Замятина о том, что наследие пребывает в культурной памяти как потенциальная возможность, и «актуализируемый образ наследия упорядочивает и оформляет культурную память…» [26, с. 42].
Ностальгический туризм во всех своих проявлениях связан с селективным сохранением фрагментов социальной памяти и реконструированием прошлого. Ностальгический туризм сродни путешествию по метафизической родине, которая «располагается не в сфере территории, а в сфере культуры, что делает возможным неустанное генерирование новых и новых форм, вмещающих в ее пространство и весь этнос, и группу, и конкретного человека» [27, с. 46].
В советскую эпоху происходила социальная инверсия времени - смещение сферы массового сознания в будущее, обостренное восприятие грядущих событий, что позволяло переносить тяжелые будни повседневности. Сложное балансирование между стремлением к уникальности и поддержанием модуса коллективизма стало характерной чертой советского туризма, который на протяжении многих десятилетий генерировал патриотические чувства граждан. Социальная память о советском туризме конструирует коллективную идентичность, солидаризируя воспоминания представителей разных поколений, вырабатывая образцы отдыха, алгоритмы поведения. В основе антропологического концепта «советское» лежит культурная инверсия времени. Ностальгический туризм в разных своих проявлениях является вариантом конструирования социальной памяти.
Социальная память о советском прошлом хранит в себе то, что вписывается в современные культурные практики. Современный российский туризм в силу пространственной, культурной, социальной сопричастности является наследником советского туризма. Можно констатировать такие виды трансформаций туризма в контексте «советский – постсоветский», как переход от социальной направленности к коммерческой деятельности и предпринимательской активности; от развития внутреннего туризма – к выездному; с патриотической модели – на гедонистическую. Если в конечных областях значений советской реальности повседневность и туризм не сводимы и не пересекаемы, то в настоящее время туризм – это привычные социальные практики. Принципиальным отличием современного туризма от туризма предшествующей эпохи является сомкнутость туризма и повседневности в настоящем и их размежевание в прошлом, когда были четкими границы их пространственно-временного континуума. Именно сегодня «территория повседневной жизни перестраивается под "туристские" образцы, равно как и многие участки окружающей среды… Значительно меньше "туризма" как такового существует в пределах специфического обособленного времени-и-пространства; это своеобразный конец "туризма" внутри более общей "экономики знаков"» [28, с. 148].
С 1990-х гг. существенно изменилось соотношение внутреннего и выездного туризма: сейчас в России в десять раз меньше путешественников-соотечественников по сравнению с туристами, выезжающими за рубеж. В.А. Квартальновым приводятся данные о развитии внутреннего туризма в Китае: в 2000 г. Великую китайскую стену посетили 12 млн. иностранных туристов и 130 млн. граждан КНР главным образом в рамках социальных программ - школьники (12 % от общего количества учащихся), служащие (2 %), крестьяне (4 %), интеллигенция (6 %), спортсмены (35 %), военнослужащие (67 %). Вывод исследователя однозначен: «Китайцы бороздят свою страну так, как раньше это делали мы» [29, с. 42].
Президент РФ Д.А. Медведев 17 октября 2011 г. в выступлении перед своими сторонниками в одном из зданий бывшей фабрики «Красный октябрь» на Берсеневской набережной в Москве призвал граждан отдыхать в пределах своей страны и не выезжать за рубеж, в чем сослался на опыт американцев: «Они почти все отдыхают в пределах своей страны. Она у них очень большая и красивая, и они не считают это неправильным. Вот когда мы сможем также относиться к своей необъятной и великой родине, как относятся к своей те же американцы, мы станем правильными гражданами нашего государства». Президент отметил, что сам он не ездит на отдых за границу, и призвал всех последовать этому примеру. «Давайте отдыхать дома, развивая наши территории, это очень важно. Наша страна, конечно, неустроенная, нормальных туристических мест мало, но она настолько красивая, что мы обязаны использовать ее на 100 %» [34].
В связи с этим нам представляется своевременным решение проблемы отдыха и оздоровления населения средствами внутреннего туризма в рамках реализации социальной и культурной государственной политики с использованием как зарубежного, так и советского позитивного опыта.
Ссылки
1. Круглова Т. Концепты «труд» и «дело»: конструирование «достойной жизни» в советский и постсоветский периоды // Образ достойной жизни в современных российских. Екатеринбург, 2008.
2. Багдасарян В.Э., Орлов И.Б., Шнайдген Й.Й., Федулин А.А., Мазин К.А. Советское зазеркалье. Иностранный туризм в СССР в 1930-1980-е годы. М., 2007.
3. Козлова Н.Н. Советские люди. Сцены из истории. М., 2005.
4. Шевырин С. «Поведение туристов за пределами СССР было скромным. Однако такие туристы как ...». 2011. URL: http://www.politarchive.perm.ru/publikatsii/stati/povedenie-turistov-za-predelami-sssr-bylo-skromnym-odnako-takie-turisty-kak.html (дата обращения: 19.07.2011).
5. Ионин Л.Г. Свобода в СССР: статьи и эссе. СПб., 1997.
6. Шютц А. Некоторые структуры жизненного мира // Личность. Культура. Общество. 2007. Т. 9. Вып. 2.
7. Ионин Л. Г. Социология культуры. М., 2004.
8. Gorsuch A. «There’s No Place Like Home»: Soviet Tourism in Late Stalinism // Slavic Review 62. 2003. No. 4.
9. Ионин Л.Г. Свобода в СССР…
10. Козлова Н.Н. Указ. соч.
11. Орлов И.Б., Юрчикова Е.В. Массовый туризм в сталинской повседневности. М., 2010.
12. Орлов И.Б. Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления. М., 2010.
13. Ионин Л.Г. Свобода в СССР…
14. Шевырин С. За границу! (Из истории зарубежного туризма в СССР). 2009. URL: http://www.politarchive.perm.ru/publikatsii/stati/za-granitsu-iz-istorii-zarubezhnogo-turizma-v-sssr.html (дата обращения: 19.07.2011).
15. Филиппов А.Ф. Социология пространства. СПб., 2008.
16. Рождественская Е., Семенова В. Социальная память как объект социологического изучения // INTER. 2011. № 6.
17. Урри Дж. Взгляд туриста и глобализация // Массовая культура: современные западные исследования / пер. с англ. отв. ред. и предисл. В.В. Зверевой, послесл. В.А. Подороги. М., 2005.
18. Усманова А.Р. Советская визуальная культура как объект антропологического исследования // Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность: сб. науч. ст. / под ред. Е.Р. Ярской-Смирновой, П.В. Романова, В.Л. Круткина. Саратов, 2007.
19. Новиков Е.В. Лики ностальгии // Человек. 2006. № 3.
20. Бойм С. Конец ностальгии? Искусство и культурная память конца века: случай Ильи Кабакова // Новое литературное обозрение. 1999. № 39.
21. Гудков Л. Негативная идентичность: статьи 1997-2002. М., 2004.
22. Ратилайнен С. Ностальгия «Крестьянки»: история и память в текстах женского журнала // Образ достойной жизни в современных российских СМИ: сб. ст. Екатеринбург, 2008.
23. Чернявская Ю.В. Тоска по пространству // Человек. 2006. № 4.
24. Лоуэнталь Д. Прошлое – чужая страна. СПб., 2004.
25. Там же.
26. Замятин Д.Н. Образ наследия в культуре // Человек. 2008. № 5.
27. Чернявская Ю.В. Указ. соч.
28. Урри Дж. Указ. соч.
29. Глобализация и туризм. Интервью с В.А. Квартальновым. URL: http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/ zavtra/01/408/72.html (дата обращения: 12.11.2007).
30. Турпром. Бюллетень. № 196. 18.10.2011. URL: http://www.tourprom.ru/news/14726/ URL: (дата обращения: 18.10.2011).
Lysikova Olga Valerievna. Tourism as Development of Space-Time: Mobility of Collective Memory
The summary. This article examines the phenomenon of mobility in the context of the collective memory of tourism development as perceived by the space-time. Analyzes the types of spatial mobility of Soviet tourists. Subjected to critical reflection memorial sightseeing tours and museums as cultural policy. Considered nostalgic discourse and social memory in shaping modern form of tourism - the nostalgic.
Keywords: tourism, time, space, mobility, memory, nostalgia, cultural heritage.
Понравилось? Тогда подписывайтесь на новости сайта в соцсетях ВКонтакте
|
